же методом естественного отбора исчезают. Только жизнь, время и практика показывают, какие слова нужны русскому языку, какие не нужны русскому языку. Если мы сейчас будем говорить, что, так сказать, нам слово «президент» говорить не надо, а надо говорить «верховный глава», то мы дойдем до церковно-славянского языка, мы вернемся к аз, буки, веди, есмь и прочим вещам, которые 99 процентов населения Российской Федерации на сегодняшний день просто не понимают.
Русский язык – это живой язык, не надо делать из него латынь и древнегреческий язык, я и тот, и другой изучал в университете в порядке образования, знаю, и не хочу, чтобы русский язык стал третьим мертвым языком. Пусть в нем будет «космос», пусть в нем будет «дилер», пусть в нем будет «триллер», пусть в нем будет «киллер», что угодно. Если эти слова востребованы жизнью, если они остаются в нашем обиходном общении, если большинство населения страны понимает, что это такое, слава богу, пусть они будут.
Теперь то, что касается, так называемых нецензурных слов. Вот здесь я хотел бы поддержать председательствующего сегодня Владимира Вольфовича Жириновского. Действительно парадокс заключается в том, что, кроме русского языка и русской законодательной практики, мы не найдем ни одну юридически прописанную норму, ни в одном из законодательств развитых европейских государств или Америки, где были бы предусмотрены какие-то санкции, запрет в адрес средств массовой информации, употребляющих те или иные слова. Понятие цензурности и нецензурности отсутствует как таковое вообще в общемировом правовом пространстве. Только у нас какие-то слова разрешены, какие-то слова запрещены. Понятно, что, скажем, в делопроизводстве, в каких-то государственных документах есть определенный регламент и определенные негласно написанные нормы, которые необходимо соблюдать.
Но если вы посмотрите любой западный канал: Си-эн-эн, Би-би-си и так далее, и так далее, то вы в нем можете обнаружить интервью, например, певицы Мадонны, которая через каждые два слова произносит «фак», «фак», «фак» и после этого ни певицу Мадонну не привлекают в суд, ни канал не лишают лицензии. Она таким образом выражает то, что она хочет выразить. Журналист принимает ее в таком виде, в котором она есть. Мне кажется, на самом деле, в звуке, в слове нет ничего плохого, это только набор букв. И только наша ментальность, и наше представление о том, что это слово плохое, оно за гранью, а вот это хорошее, оно с другой стороны от этой грани. Если некоторые слова пограничные, они как бы плохие, но в каких-то случаях их называть можно. А есть такие слова, которые плохие, но их нельзя называть ни в каком случае.
Я помню, у меня было страшное потрясение в жизни. Я учился во втором классе, против меня зрел заговор в классе по поводу того, что я был очень активный ученик, и «настучали» классному преподавателю о том, что я ругался. А классный преподаватель, наша учительница, записала все слова, которыми я ругался, и среди этих слов было слово «сука», значение которого я, так сказать, во втором классе просто не знал, я его ни разу раньше не слышал. И вот когда мне написали в дневник замечание родителям: «ругался нецензурными словами», а потом двоеточие и все эти слова перечислены: мерзавец, подлец, еще что-то и слово «сука», меня мама по всей строгости спросила, как ты выражаешься, откуда ты знаешь эти слова. Я говорю, мама, я не знаю слова «сука». Я ее замучил, в течение недели я спрашивал, мама, что такое сука. Мама очень долго мне пыталась это объяснить, в конце концов она сказала, знаешь, это очень нехорошая, злая собака.
Что было в этом слове? В этом слове не было ничего страшного, если бы это слово не выводилось за рамки русского языка. Но как запретный плод, он мне стал очень интересен. И после слова «сука» мне захотелось узнать другие слова. Я их очень быстро узнал.
Если бы все слова, я говорю опять-таки не об официальном делопроизводстве, я говорю исключительно о средствах массовой информации, не находились бы под запретом, то, естественно, отношение к ним стало бы совсем иное. Потому что слова плохие настолько, насколько мы к этому относимся. Еще раз повторю, в звуке нет ничего криминального.
Если уж говорить о том, кто употребляет те или иные слова, то, вы знаете, не грузчики лучше всего ругаются матом, а как раз пресловутая интеллигенция. Те люди, которые относятся к категории творческой интеллигенции и слышали, например, в быту Фаину Георгиевну Раневскую, или, может быть, были на репетициях Романа Григорьевича Виктюка, или на показах Вячеслава Михайловича Зайцева, то вы там, вообще, из цензурных слов только предлоги услышите.
Поэтому, на мой взгляд, не стоит вообще производить никаких насильственных действий с русским языком в плане его искусственного очищения. Не стоит пытаться очистить средства массовой информации от каких-то жаргонных слов, поскольку каждая категория людей говорит на том жаргоне, который ей присущ. Молодежь говорит на молодежном жаргоне, представители различных профессий – на профессиональном жаргоне, спортсмены – на спортивном жаргоне и так далее. И, конечно же, не стоит ставить какие-то жесткие рамки на пути так называемой нецензурной лексики. Как только мы будем к ней относиться не как к чему-то запрещенному, а как к части русского языка, весь ее скабрезный смысл, весь ее эмоциональный негатив уйдет, и это будет восприниматься как часть интересная, своеобразная, маргинальная, но часть общего языкового процесса. Я с удовольствием тогда буду ругаться матом с высоких трибун. Спасибо.
В. В. Жириновский: Конечно, главный вопрос не в мате. Взять, например, слово «президент». Оно к нам пришло всего 10 лет назад. Мы приняли новую Конституцию, и было введено понятие Президента России. Это же специально сделали. Поехал человек, переписал американскую конституцию. У них как раз одна из глав так и называется «Президент». У нас же есть русские слова. Назовите «Верховный правитель». Колчак уже придумал это слово, я об этом говорю. Зачем чужое слово «менеджер»? Управляющий. У помещика еще когда был управляющий делами в имении. Нет, назвали – менеджер. Что такое менеджер по-английски? Управленец, управляющий делами. Пусть будет менеджер, но давайте будем последовательны. Назови тогда «менеджер Президента России», правда, вообще будет не понятно. Управляющий делами Верховного правителя России. Ребенку понятно. Нет, управляющий делами сохранили, но назвали «президент». Это же унижает нас. Получается, мы не можем дать название собственному главе государства. Мы его называем по-английски – «президент». Министр – по-английски, депутат – по-французски, губернатор опять не по-русски. Все слова о власти не по-русски. Конституция.
